Это путешествие точно было одним из самых волнительных за всю жизнь. В поздний час поезд мчался с бешеной скоростью, но расстояния от Университета до Динамо сполна хватило, чтобы вспомнить все. Влажные истории, разрозненные фразы и искрометные заготовки проносились в памяти, как ребра тоннеля перед глазами. Вот уж чего, а историй у меня всегда с собой вагон и маленькая тележка: про Японию, карьеру и всякие экзотические приключения. Какие-то уже были опробованы не раз, другие же ждали своего часа, чтобы вылиться на зачарованную даму. Протяни только руку. Иначе зачем это все? Так хоть дело доктора Фрейда помянуть, а Боккаччо курнул бы в сторонке.

Да, терять мне было решительно нечего. “Я знаю пароль, я вижу ориентир” — говорил я себе. Хотя не все было в порядке. Боевой настрой оттеняла дрожащая тревога. Что я знаю про Олю? Почти ничего. Мы так увлеклись поиском общих друзей, знакомых и мест в Санкт-Петербурге, что все прочее осталось за кадром. Да и что можно узнать о человеке всего-то за час с небольшим. В чаде кутежа было сложно даже дышать. Какое уж разговаривать. Запоминать еще сложнее. Тем более, когда половина эфирного времени (если не больше) ушла на презентацию себя самого.

В память врезались бесячие заимствования из английского, по поводу и без. Еще Оля рассказывала про какой-то сериал. “Однажды в Америке”, кажется. Вотэва, фак дат щет! Она мне все равно понравилась. Не тупая и не амеба, одного лишь знакомства хватило, чтобы почувствовать в ней витальность и задор. Ухоженная, спортивная, остра на язык, еще и обладательница естественной красоты. Такая девушка явно не была обделена вниманием мужчин. С ней было весело и интересно. Поговорить — так уж точно. А может и потрахаться было о чем. Но в этом-то и секрет. Не раз сексапильные красоски на деле оказывались безжизненными бревнами, без всякого задора и энтузиазма. И наоборот: с виду тихая научная работница, в больших очках и с брошью на кофте поражала неуебной энергией и глубиной глотки. Внимание — вопрос: а что же Оля? Какая она?

Я Борис Бурда,
И у меня хрустальная сова,
Я играю в “Что-о? Где-е? Когда-а-а?”

Нафантазировать можно было что угодно, но что если все это фикция? К счастью, всегда со мной мой жизнерадостный плейлист, он помог хоть немного отвлечься. А ведь я не успел даже полистать Олину страницу в ВК. По-хорошему, надо было бы провести предварительную психологическую обработку: накидать ей контента двойного назначения, хотя бы песенку “Tape you” от NERD, любимый клип “Hurricane” 30 Seconds to Mars и каких-нибудь прикольчиков, которых она точно не видела. Типа того видоса, в котором японка в кимоно вульгарно произносит фразы на английском: “You’re so good!” и “I give good head”. Да хотя бы сценку про семью тусовщиков с Харламовым и Батрутдиновым. Но я не успел ровным счетом ни-че-го. Настолько быстро все случилось. Прошло-то всего четыре дня, три из которых — рабочие, под завязку загруженные всякой бюрократией.

В то время секс был вообще очень редким гостем в моей жизни. Серьезные отношения давно остались в прошлом, посредственные свидания за***ли, а на нищую министерскую зарплату было особо не разгуляться. Хотя при этом все же находились возможности иногда бывать в Gypsy и Rolling Stone, встречать утро в Гараже и завтракать шавухой на Полянке. Но все-таки в ожидании отъезда в Токио мне куда больше нравилось проводить досуг с книгами и кино, а в хорошую погоду — гулять и кататься на велике по Воробьевым горам. Полезно и бесплатно. Так и было, пока в уютный задротский мир не вторглась К.С., проломив веснушчатыми сиськами все заграждения. И голова пошла кругом. А тут еще это теперь. Вот так сюрприз... Но до чего же приятный, черт возьми! Окей, будет как будет. Так даже интереснее. Это как смотреть кино, не читая синопсис.

Вообще, говоря по правде, и сейчас и тогда мало что могло заставить меня вот так ни с того ни с сего собраться и уйти куда-то в ночь. Особенно после утомительного дня. Особенно — когда дома творожный кекс и малышка Одри. Но случай был особый. Ни разу в жизни не случалось со мной такого, чтобы с одной лишь встречи привлекательная девушка сама позвала меня куда-то, тем более — в поздний час. Даже в случае с К.С. прошло две или три недели с того дня, когда мы познакомились на вечеринке, где она прилюдно распустила руки. Был влажный переписон, было все то, о чем я рассказал выше, и только после — первое свидание, по итогам которого она сказала: “У тебя вкусная сперма”. Возможно, все случилось бы быстрее, если бы не расстояние. Но все равно очень хотелось верить, что у Оли были на меня планы. “Какая же она крутая, свободная от дебильных предрассудков, и знает, чего хочет” — думал я. Оптимизм подогревали воспоминания о том, как она охотно дала мне телефон при прощании. Было похоже, все это не просто так. При этих мыслях низ живота наполняла любовь. И облако метана, которое я аккуратно выпустил в безлюдную подземку. Вот уже Охотный Ряд и пересадка.

Как бы там ни было, чувство собственного достоинства и гордость никуда не делись. Я никогда никого не принуждал к ласкам и, уж тем более, не выпрашивал их. Во все времена это была моя принципиальная позиция. Прежде всего, я настраивался на приятное общение, а дальше — как пойдет. Мне было важно, чтобы меня хотели, и анализ ситуации давал основания предположить, что фортуна на моей стороне.

Как знать: если бы не К.С., может быть, я не был бы так уверен в себе. И вообще повел бы себя иначе. Или вообще никак не повел, а остался спать дома. После трех встреч в Петербурге К.С. приехала в Москву, осветив своим появлением мою бабушачью белогу. Формально – на ночь музеев. Но музеями, конечно, дело не ограничилось. Мы шатали скрипучий кухонный стол, плескались в ванной и скакали на пружинистом кресле, видавшим Карибский кризис. На утро после ее приезда, когда я спокойно брился, стоя в ванной перед зеркалом, она подкралась сзади и стащила с меня полотенце. Пятизвездочный минет во время бритья — это дорогого стоит. Оу май факин год… После такого не терпелось отправиться на ходовые испытания с новым экипажем. Закрепить, так сказать, познанное и углубить дружеские связи. Я же дипломат, это моя стихия.

Перспектива открытия второго фронта будоражила воображение. Я чувствовал себя первооткрывателем, покорителем новых низот, Казановой. Только не тем, который в парике и панталонах, а капитаном Казанцевым с улиц разбитых фонарей. Не зря же Оля выбрала итальянскую кухню. Сам бы не пошел, такая еда мне никогда особо не нравилась. Я не был в Италии и о вкусах Апеннин знал только по “Маргарите” и “Цезарю” с курицей. К гастрономическим утехам относился почти равнодушно и по заветам Махатмы Ганди ел только чтобы зарядиться энергией. С некоторыми девиациями, конечно. Оля же, как я мог видеть, питала сильную любовь к прогнившей западной цивилизации. Не даром филолог-романист, ее предложение было вполне логичным.

Мы пришли в рестора-ан в понеде-ельни-ик
Но та-ам все бы-ыло
Сли-ишком до-орого
Пойдем ко мне, сэкономи-им дене-ег
Я угощу-у тебя-я тво-орого-ом
Тво-о-рог, уо-о-оу!
С изю-ю-юмом, йе-е йе-йе-йе!
Или без всего, уо-о о-оу
Просто обычны-ый тво-орог

Одна песня сменялась другой, и я представил нас с Олей среди подушек в сладком дыму чайханы, где мы на брудершафт всасываем наваристый лагман. Впрочем, той ночью назревало угощение поинтереснее. Казалось, сама судьба вела меня отвести душу перед отъездом. И в этом был большой смысл. В Японии-то вообще хз что меня ждет. Режимное затворничество? Вечеринки с моделями? В минуты уединения я предвкушал гедонистические приключения на валютную зарплату. Но еще предстояло пройти не один круг ада, собирая подписи у трухлявых мидовских бабок. Что они видели в жизни? Только пыль кабинетов и афганскую войну. А я что? Глупо было бы отвергать подарки Вселенной. Сам же просил.

Тверская, Маяковская, Белорусская. Чем ближе был выход, тем сильнее меня потряхивало. К романтическим чувствам и похоти подмешался мандраж опоздуна. Расчеты подвели меня, это стало понятно еще на пересадке. Казалось бы, сущий пустяк, всего-то десять минут. Десят сраных минут — разве это опоздание вообще? Так, маленькая протокольная задержка. Но с малознакомым человеком даже она могла оказаться роковой. Особенно если этот человек — женщина. Хотя еще в пути, я пульнул Оле короткое смс. Все-таки это она меня позвала и сама создала цейтнот, под который мне пришлось подстроиться. Очень хотелось увидеть хоть какой-то ответ. Меня бы успокоил и короткий “ОК”, но телефон молчал. Не услышала? Не увидела? Или, может, она гипер-пунктуальная истеричка? Что если она успела сбежать? И уже с причмокиванием уплетает пиццу… Я занервничал.

Уважаемые пассажиры, будьте вежливы. Уступайте места лицам пожилого возраста, инвалидам, беременным женщинам и пассажирам с детьми.

“Давай уже ехай быстрее!” – кричал я про себя. На часах было десять-одиннадцать. Протокольная задержка все увеличивалась, задор уходил в пятки. С интервалом в минуту я вынимал из штанов телефон в надежде увидеть ответ, но тщетно. Он все молчал.

Осторожно: двери закрываются. Следующая станция – Динамо.

Поезд тронулся и стал набирать ход. “Давай, давай, давай! СКАРЕЕ!” – слал я машинисту немые послания. Нервно поглядывая на часы, я стискивал зубы. На поверхности я окажусь в лучшем случае через три минуты. Или пять. Очень неприятные чувства… Они напомнили мне о проебанных поездах и самолетах. При этом, надо сказать, проебанных весьма бездарно, из-за тайм-менеджмента. Точнее – его отсутствия.

Пожалуйста, уступайте места женщинам призывного возраста с детьми и инвалидам.

Бредогенератор никогда не останавливается, а вот дискотеку пора было заканчивать. Еще чуть-чуть и точно финиш. Я выключил айпод, намотал на него наушники и убрал клубок в карман. Теперь уже было не до музыки. Сидеть я больше не мог, и встал вплотную к двери, разглядывая надпись “Не прислоняться” и свое отражение. Прическу поправил. Нужно было готовиться к марш-броску по эскалатору. Как же бесят те кто так делает! И еще гадостнее было оттого, что теперь и мне предстояло исполнить то же самое. Очень не хотелось прибыть на свидание, обливаясь потом, но связи не было, и ноги-скороходы рвались вперед. Бывало уже такое, что минута-другая оказались решающими. Нужно было спешить.

Залетая на эскалатор, я вдруг подумал, что вообще-то неплохо было бы позвонить, но делать это в вагоне очень не хотелось. Опять же, потому, что бесит, когда в транспорте кто-то рядом начинает орать: “Ало! Ну шо ты там этсамое?!”. А теперь уже было поздно. И я побежал. Хорошо хоть, что был с пустыми руками.

Столичное метро пролегает мелко. Это в Петербурге тоннели ведут к центру Земли, где обитают фантастические твари. В Москве же – так, ерунда. Пять шагов через две ступени, и я уже на поверхности. При этом, все равно хватило чтобы пульс е*нул по вискам. Как Алладин в компьютерной игре, я прошел смертоносные двери, с хрустом перемалывающие людей, и, наконец, выбрался наружу. В Москве нет белых ночей, и к тому времени уже совсем стемнело. Жара не собиралась отступать. Тягучий прогретый воздух, как патока, обволакивал лицо, шею и руки. Он залез под льняные брюки и легкую хлопковую футболку. Теперь я уже чувствовал его грудью. И не только. Я поплыл, как в хамаме, только в одежде. В этом воздухе все звуки становились плотнее: шелест шин, фантомные рингтоны, гул самолета.

Выскочив на улицу, я стал судорожно искать глазами Олю и тут же увидел ее. Дождалась! Сложно было ее не заметить. Сначала я увидел белые кроссы и белые носки до середины голени. Потом ноги. Потом рифленую теннисную юбку, не достающую колен. Потом белый топ. И уже после —саму Олю. Она стояла чуть в стороне, у закрытого ларька с прессой, и, увидев меня, помахала рукой. Только сделала она это как-то небрежно, будто рука была не ее, а чья-то чужая. От манекена. Хотя в тот момент я был уже настолько на взводе, что с трудом верилось глазам. Наверное, это и было то, что называют состоянием аффекта. Мало ли что могло привидеться.

Я рванул к Оле, она направилась в мою сторону. И снова мне показалось что-то не то. На этот раз в ее шаге. Она как-то странно переставляла ноги, мелко и суетно. Четыре дня назад в баре она казалась другой. Походка ее была спокойной и уверенной, бедра плавно покачивались, как каравелла на зеленых волнах. Но там и обстановка была другая, и шпильки. Может это была какая-то биомеханика, детерминированная обувью.

Я шел к ней, она ко мне. Мир замедлился, как будто мы снимались в рекламе Dior. Острые плечи скрывала короткая свободная курточка. Примерно как у Буратино, только джинсовая, с двумя симметричными карманами на груди и круглыми металлическими пуговицами. Топик плотно прилегал к телу. Через него проступали треугольные чашечки бюстгальтера, а из-под них еле заметно выступали еще две пуговки. На тонкой шее, словно звезда в далекой галактике, поблескивала едва заметная цепочка, а на ней колыхалась подвеска из какого-то камня.

Десять, пять, три, один, ноль — метры быстро растворились. Меня коротнуло: в дороге я успел подумать обо всем, прокрутить не одну сценку и множество сценариев, но о вступлении почему-то даже не вспомнил.

— Как правильно поздороваться с девушкой, которую видишь второй раз в жизни? И чтобы сразу срезать дистанцию.

Думать было некогда. Приблизившись, я плавным движением ниндзя запустил левую руку ей за спину и аккуратно притянул к себе. Я дрожал всем телом. Казалось, что ровно в эту минуту решается успех всей операции. Не встретив сопротивления, мозг скомандовал: “Правую давай!”. И я дал. Но теперь уже получил ответ.
— Где тебя носило?! — В грудь прилетел маленький, но увесистый кулак. Я опешил.
— Оо, да у нас кто-то любит поработать руками. Так и запишем.
Не ожидал такого приема, но он меня даже обрадовал. Вот она — та самая витальность, которая вселяла уверенность в победе.
— Почему так долго?!
Я завис. Она посмотрела мне в глаза. Ее зрачки непрерывно двигались, но движения были настолько мелкие и быстрые, что точнее будет назвать их вибрацией. Будто процессор настраивал резкость, а по коже вокруг глаз бежали мелкие импульсы. Тут до меня начало доходить: это было не представление. В Олином взгляде читалась истерика и строгость. Это был взгляд училки, которая рвется покарать тебя, но в глубине души все же надеется, что ты закончишь школу на одни пятерки.
— Але, Герасим!
Градус рванул вверх. Когда мы познакомились, ее голос показался мне приятным. Достаточно громкий, четкий и при этом женственный. Не слишком высокий и не низкий. В этом голосе звучало классическое высшее образование и отпуск в пятизвездочном отеле. Если бы не тупые англицизмы, можно было бы заслушаться. Я и заслушался, но тут же вспомнил: Олина талия по-прежнему была в моих руках. Я чувствовал упругость и тепло. Это как держать магический кристалл, исполняющий желания, когда вокруг вьются черти. Пальцы как бы невзначай скользнули чуть ниже. Сквозь ткань юбки проступала какая-то веревочка.
— Так! Ру-уки-и! — взбрыкнула Оля, сжав губы. В прошлый раз она была добрее. Хотя и до трусишек я тогда не добрался. Уж не знаю, что было у меня на лице, но эти ощущения… Много чувствительной информации обрушивается на рецепторы в такие минуты. Меня трясло, но было приятно. Думаю, я мог бы еще долго так стоять. Жара же, лето! И стояло нас там уже трое.
— Я же написал тебе, что задерживаюсь.
— Не знаю… Ты опоздал!
С каждой новой репликой она дергалась все сильнее. Я не выпускал ее, но и произнести ничего не мог. Чувство было такое, будто я на экзамене по литературоведению, сижу перед безумной преподшей и уже готов было выдать ответ… Но забыл его. И тут же получил следующий тычок.
— Я уже уходить собралась вообще-то.
Эта фраза вернула меня на землю. Она прозвучала с таким наездом, что тут уже мои омоновцы дрогнули. Они-то привыкли тупо кошмарить горожан, а перед реальной силой обосрались.
— Погоди.. Ты серьезно? — спросил я, чуть поведя подбородком влево. Оля округлила глаза.
— А похоже, что шучу?! — прочирикала она. Вроде бы спокойно, вроде бы с милой улыбочкой, но язык тела намекал на невроз. — Ты охренел так опаздывать?!
Пока разворачивалась драма, я резким движениями стиснул кольцо из рук. Хотелось ее присмирить и показать всю серьезность намерений. Заодно нейтрализовать угрозу повторного прилета кулака. Не помогло. Ее рука с глухим отзвуком снова приземлилась мне на грудь. Вот это да…

— Женщина, успокойтесь! Сами же вызвали. Это же очевидный шорт нотис. Примчал как мог! Лучше бы “спасибо” сказали.
Хотелось прокричать, но в оцепенении я не смог выдавить и слова. Ситуация вышла из-под контроля. Вот так. С первых же нот. Душу пронзила боль. Ведь я принес в жертву сон! Я собрался! Я приехал! И не ради лишь плотских утех. Вовсе нет. Я готовился к интеллектуальной игре, и Оля хрен где сыскала бы еще такую. А секс… Так его еще заслужить надо. Но что я получил за быстрое реагирование?

Хорошо вот так выступать с пламенными речами в своем уютном воображариуме, а на деле что? В горле ком, речь — как парализовало. Я запутался в шпорах и не знал, какую вытянуть. На подмогу пришел мой сэксперт-онанитик. В депеше с пометкой “расстегнутая молния” он сообщил, что теперь для достижения стратегической цели мне предстоит просить прощения. Просто попросить прощения. Да, но тут был вот какой нюанс: с х*я ли мне просить прощения? В чем я провинился?
— Прости, пожалуйста…
Это было против кодекса, хотя мой юрист напрягся и все же нашел лазейку. По такому-то случаю как было не найти. Но су-ука-а! За шо-о?! В моем сценарии все должно было случиться по-другому: чмоки в щеки, крепкие объятия, игра рукой. А тут такой разгром.
— Я спешил к тебе… Правда. — от этих слов будто только хуже становилось, но пламенный оракул сник и не мог сказать ничего умнее.
— Угу, незаметно что-то.
Теперь от услышанного пригорело уже у меня.
— Да ты ох**вшая! — хотелось было парировать, вмазать ей хорошенько, припечатать словом. Но я снова только промямлил:
— Ну, заплутал немного в переходах… С кем не бывает? — именно так я и сказал. Заплутал. Как ни парадоксально, старомодные слова, произнесенные в театральной манере, помогают сбить напряженность. Иногда. Но не в тот раз.
— Немно-ого?! — Оля вскинула брови и изогнулась, как кобра. Истеричные глаза яростно сверкнули, а ресницы хлопали так, что казалось она сейчас взлетит. — Это желтая карточка!
Сильно прозвучало. В вечер знакомства она много улыбалась, без стеснения показывая крупные белые зубы, и виртуозно играла бровями. Теперь же передо мной было до неузнаваемости строгое лицо. Даже жутковато стало. Я отпрянул.
— Ладно тебе кипятиться. Сделай хоть скидку на первый раз.
— НИ-ЗА-ЧТО. — отчеканила она, выпучив глаза, словно пантера. — Это неуважительно.
Что правда, то правда. По форме получилось не очень. Но, черт возьми, женщина… Включи голову!
— Я же всего на десять минут задержался… Тоже мне, трагедия. — сказав это, я вдруг осознал, что еще глубже закопал себя. Десять минут было еще тогда, когда я вылетел из вагона. На часы смотреть не хотелось. Хотелось плакать. Ну все, сейчас она меня размажет.
— Всего?! — Оля подала голову вперед. Ее озлобленное, но все так же красивое острое лицо оказалось прямо перед моим. Да, я мечтал о близости, но не такой. Стало совсем не до смеха, а напряжение в брюках как рукой сняло. Точно нужно было переходить к активной обороне, но как?
— Да, всего! Что не так-то?! — ответил я, силясь хоть немного поднять голос.
— ЦЕЛЫХ десять минут, не хочешь?! — она подчеркнула ударением первое слово.
— Не хочу...
— И не задержался, а опоздал! — повисла пауза. — Заставил девушку ждать!
В моем центре принятия решений царил хаос и неразбериха. Что было делать? Терпеть удары дальше — неприятно. Атаковать в ответ — планы на ветер. А Оля все не унималась. Она будто почувствовала, что я дрогнул, и продолжила наступление.
— И где вообще букет? Конфеты? Где все это? — продолжала она.
Мне становилось все хуже. Я поймал себя на мысли, что перестаю понимать, что вообще происходит.
— Это что? Стресс-тест? — пронеслось в голове. Что-то такое слышал раньше, но это были истории про офисные собеседования, где на соискателя типа случайно выливают кофе. Но мы-то были не в Отсо-Сити.
— Какие нахер букеты-конфеты? Очнись! Мы три дня знакомы и списались час назад. — продолжал я свою пламенную речь. Жаль только, что она не могла ее слышать. С К.С. тоже не все гладко было. Точнее, у нее-то все, а между нами не все. По первости я сам ненароком подкинул поводов для обид: неаккуратно выражался и опаздывал на встречи. Только вот те опоздания были настоящие: все было спланировано заранее, и я мог спокойно успеть. Мог, но не успевал. В итоге обиженное лицо и холодное двухчасовое молчание. Выправлять такие ситуации гораздо сложнее, чем предотвращать, но уметь полезно. Мало ли что. В общем, как бы мы с К.С. ни цапались, в конечном счете мне удавалось отогреть ее. Мы что-то готовили, смотрели кино, потом обнимались, целовались. В самый первый такой раз она вдруг остановилась, отодвинув меня рукой, и сказала спокойно и твердо:
— Ты обидел меня сегодня. Соси прощения.
Что оставалось… Только выполнить приказ. И я сделал это. С чувством. С тактом. С расстановкой. И я был очень рад тому, что получалось нейтрализовать конфликт таким образом. А потом то же самое делала она. А потом… Что потом, е**лись, конечно же, что ж еще. Как умалишенные. Думаю, для плохо знакомых любовников справлялись мы очень достойно. В общем, было ради чего стараться. Дэ — дипломатия.

— Fine… — Оля закатила глаза и утомленно выдохнула. Поток воздуха надул впалые щеки. — И долго мы будем так стоять?
Сумочка слетела с плеча к локтю, и она вернула ее на место. Движение зрачков замедлилось.
— Чего притих опять? — устало сказала она. Оставлять ее совсем без реакции было бы глупо, я чуть помотал головой.
— Ну? — спросила она снова. — Так и будем в молчанку играть? Или пойдем уже?
И нужно-то было всего лишь переждать. Два часа позора — и мы на даче. И, возможно даже, нас все-таки пригласят вспахать грядку.
— Просто у кого-то язык разбушевался. — сказал я.
— Да что ты? — резко ответила она, выкручивая иронию. Моментами она так двигала глазами, что казалось они вот-вот выпадут и покатятся по асфальту.
— Абсолютно уверен. Как доктор вам говорю. — указательным пальцем я поправил невидимое пенсне. — Слово “вам” с большой буквы.
— Ого, целый доктор! — Оля выгнула спину и вытянула тонкую белую шею назад. Как в танго. На мгновение расстояние между нами снова увеличилось. Но только сверху. В партере было по-прежнему плотно.
— Именно. Доктор. У меня и справка имеется.
Я сильнее напряг руки. Какая гимнастка! На долю секунды она бросила взгляд куда-то вниз и тут же подняла голову.
— Доктор, значит?
— Так точно-с.
— Тогда скажите, доктор. А что это за странный предмет у вас в кармане?
О! И впрямь подобрела. Прекрасный рот расслабился, сжатые в гармошку губы распрямились. Между жемчужными зубами показался алый кончик языка.
— Что? Какой предмет? — я наклонил голову, делая вид, что старательно ищу глазами что-то внизу. — А-а, этот?
Я поднял голову и увидел ее испытующий взгляд. Она молча смотрела на меня, подняв одну бровь.
— Так это… Инструмент мой... — сказал я голосом ослика Иа. — Докториный.
— Какой-какой?
— Докториный.
— Что за слово?

Шутейка не зашла, но пояснять я был не в силах. Эта коллизия нехило потрепала мне нервы. Подумать только! Оправдываться за вымышленное преступление. Как ни назови, а встряска… Нужно было как-то перегруппироваться, у меня же целая кампания на волоске. Но фокусироваться было только сложнее. В прошлый раз Олины губы были ярко накрашены, что трудно было оторвать от них взгляд. Теперь помады не было, но от этого они казались еще прекраснее. Как хотелось их поцеловать. Хотя бы прикоснуться. Хоть на чуть-чуть. Меня посетило некое наитие. А что если все-таки “да”? Крохотный огонек свечи трепыхался на сильном ветру и выстоял. Так гори же ясно!
— Нравится?
— Что?
— Инструмент. Ну тот, который ты нашла.
Оля молча посмотрела на меня, и я почему-то решил, что мне удалось перехватить инициативу.
— Может поближе хочешь взглянуть?
— Что?! — Оля дернулась назад.
— А что?
Ее брови съехались в острый треугольник. Казалось, еще немного и из его контуров брызнет кровь. И начнется жертвоприношение.
— Та-ак, я не поняла. — Круглые карие глаза сузились, острый мраморный подбородок маятником качнулся вправо. — Даже не мечтай, ясно?!
— А я ничего такого и не подумал. Ты спросила, я тоже спросил. Че началось-то?
Она попыталась вырваться, но опять бесполезно. Совсем обессилела. Трудно было представить, что это была игра. Но какая-то неестественность все же сквозила. Так или иначе, уже можно было ослабить хватку. Я расцепил клешни и выпустил ее. Оля отступила на полшага. Я снова замолк. Она смотрела на меня в недоумении.
— Роман…
Ого, по имени назвала.
— Что, Ольга?
— Это что сейчас было? — с тихим возмущением спросила она.
— Что?
— Ты со всеми девушками так здороваешься? — она чуть отвернула лицо, косясь на меня глазами. — Маньяк…
— Не понимаю вас, Ольга. Сами же в объятия вступили. А тут рубль за вход, два за выход.
Она посмотрела на меня с таким лицом. Казалось, по нему бегут пиксельные буквы: ВОТТАФАК. А моя мысль рванула дальше.
— И, позвольте спросить, какими такими “всеми”? Вообще-то я скромный российский дипломат. У меня кодекс, знаете ли.

Раунд-другой и я бы сам уже, наверное, психанул, бросил бы ее у метро без церемоний и поехал бы спать. Но меня словно заклинило. Я был готов к чему угодно, но только не к такому приему. Казалось, что земля уходит из-под ног, и мое стратегическое преимущество сдувается на глазах. Но и отступиться не решился. Я бросил Одри Хепберн и творожный кекс, проделал такой путь и теперь что? Сдаться? Вот так просто? Ну уж нет. Нужно было пройти эту игру до конца.
— И вообще… Товарищ начальник… — я посмотрел на нее, как Пьеро на Мальвину. Оля резала меня взглядом. По бездушным глазам невозможно было понять, что происходит у нее в голове. Поджатым подбородком она напомнила мне зажравшегося гламурного ребенка, который устроил скандал из-за того, что ему подарили игрушку за тысячу Евро, а не за пять. Страсть как хотелось стать Мэлом Гибсоном из того фильма, где он читал мысли женщин. Хоть на две минуточки, потому что подсказок катастрофически не хватало. Куда все это ведет? К чему? Что делать? Аааа!!!

— Это не мое, товарищ начальник. Мне подбросили.

Внезапно уголки ее глаз шевельнулись. Уже понятно было, что в нее вселился бес, поэтому хаотичные рефлексы перестали шокировать. Но тут же следом шевельнулся острый нос. Словно перед чихом. Может, хоть забрызгав меня слюной, она бы, наконец, успокоилась. Только я успел об этом подумать, как разряд пробежал по ее плоским щекам. Мышцы дернулись, будто защемившая пружина, и со второго раза пришли в движение. Не разжимая губ, Оля хмыкнула, и из ее маленьких ноздрей с пшиком вырвались струи воздуха. Атлант расслабил булки.
— Ты заколебал… — сказала она, подавляя улыбку. — Долго мы будем так стоять?
Бесшумно выдохнув, я ответил:
— С вами, Ольга, я готов стоять так целую вечность.
— Не надо. Настоялись. — сказала она, поправляя волосы одной рукой и глядя куда-то в сторону. — Сколько времени?
Я, наконец, получил официальное разрешение взглянуть на часы. Любимые “никсоны”, которые были со мной везде, шли без отставаний.
— Без пяти пол одиннадцатого.
Как незаметно летит время, когда не надо. И какое же оно тягучее, когда нужно во что бы то ни стало ускориться. Оля снова сузила глаза. Опережая новый виток недоумения, я добавил:
— Десять двадцать семь, если быть точным.
— Oh, gosh!
Одной рукой она взяла меня за предплечье. Тонкие пальцы сжались.
— Что случилось? — спросил я, переминаясь с ноги на ногу. Я чувствовал себя измордованным Сабзиро, которому хватило бы легкого тычка, чтобы провалиться в преисподнюю.
— Еще не случилось, но может.
— Да что же?
— Кухня закроется.
— Ой, это плохо… — сказал я, — Тогда придется мне тебя кормить. Грудью.
Оля цокнула языком и покачала головой.
— Дура-ак!
— Шутка же, ну.
— Шутки у вас… Как у пьяного мишутки.
Я пожал плечами.
— Да что я такого сказал...
— Всё, с меня хватит. Так мы идем или нет?! Умираю с голоду.
Наконец-то! Боже, как я был рад слышать эти слова! Я был просто счастлив. Вдруг показалось, что самое страшное теперь позади. Оставалось лишь подчиниться и идти куда скажут. Главное — не страпон. Все прочее я с честью приму. Всё!
— Сколько идти-то? Успеваем?
— Десять минут. Можем успеть.
— Черт возьми, а ты хороша! — подумалось мне. Все знает, не колеблется. Это была ее территория.
— Если только перестанешь тупить.
— Это я туплю? — указательным пальцем левой руки я ткнул себя в середину груди, как бы уточняя, не перепутала ли она меня с кем-нибудь. — Как мило…

Я сдерживал себя как мог, а сказать-то хотелось совсем другое. Святая ярость объяла меня. Самолюбие получило уже столько уколов, но и сделать я ничего не мог. Еще этот ком в горле… Даже не поогрызаться! “Ну точно, ох**вшая” — вертелось в голове. Последний раз что-то похожее было со мной в студенческие времена, когда я чуть было не оказался втянут в драку. Только тогда у меня и в мыслях не было оттрахать обидчика. “Ладно, стерва. Посмотрим, как ты потом запоешь.”
— Ну тогда СТАРТУЕМ! — выкрикнул я, сделав ответный бросок кобры, — Я сказала: “СТАРТУ-УЕ-ЕМ!”.
Оля остолбенела и молча смотрела на меня.
— Если я начну стрелять!
— Ро-ом, Рома-а! Стопэ! Пойдем уже, ну?
Она схватила меня за руку и повела за собой. Я прыгнул ей в след, чтобы сравнятся. Чаще приходилось замедляться, чтобы синхронизировать шаг с кем-то другим. За Олей же нужно было поспевать. Она поскакала, как горная лань, набирая скорость.
— Всё, всё, всё. Идем, конечно. Дорогу покажешь?
Оля медленно повернула голову и утомленно моргнула, приоткрыв рот. Как будто хотела сказать что-то. Но передумала. Пространство и время тянулись, как замороженная водка, а виски, который я влил в себя перед выходом, уже давно выветрился.
— Ты такой странный сегодня. — сказала она в пустоту.
Я посмотрел на Олю:
— Это был перформанс. Мемчик такой есть. Знаешь?
— Не знаю. И знать не хочу…
Тут уже я не смог упустить повод выступить с ответным тычком.
— Много ли ты понимаешь в искусстве…
— Эй! Палехче!
— А что я такого сказал опять?
— Хамишь.
— Ой, мы такие нежные…
— Да!
Повисла пауза, мы сделали еще пару шагов.
— Вообще-то… — я снова поправил невидимый пенсне, — это была шутка.
— Уже ясно все с твоими шутками.
Я смотрел вперед и пожал плечами.
— Говорю как есть, ю ноу…
Оля снова повернулась на меня и тут же отвернулась обратно, чуть помотав головой. Таким движением обычно сопровождаются слова “он конченный” или типа того. Но мне уже было как будто безразлично, что она думала. Происходящее начало меня веселить, настроение улучшилось. Благо было много хорошего и приятного. Сама моя жизнь чего стоит! Тут еще каштаны отцвели, оставив в прогретом воздухе сладкий аромат. В перерывах между криками машин слышалось гудение самолета. Летели люди куда-то. Сыктывкарло. Южно-Кокаинск. А мы были тут, в Москве, и ночка обещала стать еще томнее.

Вспомнил первую ночь с К.С. Как она интервью у меня брала, как попросила предупредить, когда буду кончать, и как я этого не сделал. Так неудобно было, блин. Человек же вежливо попросил, а я что… Тут меня накрыла невидимая молния: “А что если все кончится провалом?” Ведь первый кекс — он трудный самый: риск быстрого схода с дистанции около пятидесяти процентов. По опыту, можно было смело прогнозировать и все девяносто девять. В условиях перевозбужденной военно-политической обстановки все может решиться в считанные секунды. И это в при условии явной инициативы. Мои же перемотальные карты так спутались, что об инициативе не приходилось и думать. Баланс сил хотя бы восстановить… Такая вот она, природа человека. С причудами.

Мы бодро шагали по зеленой аллее, пробираясь сквозь сумрак от одного фонаря к другому. В небе сияли звезды. Рядом монотонно гудел Ленинградский проспект. Иногда навстречу попадались люди. Бабуля с тележкой. Слоняющиеся школьники. Таджикская троица. А мы с Олей были для них всех типа влюбленной парой, стремительно мчащейся куда-то. Некоторые смотрели на нас заинтересованно. Как ни крути, а приятно было дефилировать под руку с такой дивой. Главное — не сбить дыхание, потому что Ольга гнала как катер по спящему озеру, вздымая каскады брызг. К счастью, мне такой темп был вполне по силам. Примерно так же я каждое утро х**рил в министерство на службу.
— Нам туда. — Оля показала рукой куда-то в сторону Ленинградки.
Мы вышли с сумрачной аллеи ближе к дороге. Впереди показался подземный переход.
— Перейдем на ту сторону.
Оля произносила все это так буднично, словно не было только что никакой драмы. А что если ее и впрямь не было? И все это мне привиделось. Хотя нет… Если бы Оля не считала произошедшее чем-то драматичным, вряд ли бы она так эмоционально реагировала. Хотя может это другое… Или нет? Я задумался.
— Люблю Москву все-таки… — сказал я, чтобы немного разрядить обстановку. — Деревня деревней, а есть в ней… — я сделал резкий вдох носом и протяжно выдохнул ртом, изображая удовольствие, — …какое-то ни с чем не сравнимое очарование.
— Да… — без особого интереса протянула Оля.
— Например, эти прекрасные бульвары… Обожаю по ним гулять. Парк культуры еще.
— Угу.
Мы молча сделали еще несколько шагов, приближаясь к переходу.
— А тебе нравится?
— Нравится… — ответила Оля. Мне даже показалось, что с этими словами в ее взгляде сверкнула звезда сострадания. Типа “ну, да, он такой…”. Меня это так порадовало.
— Вот и мне тоже.
Оля тут же среагировала:
— Так почему же из Питера уехал?
Этот вопрос сделал меня еще счастливее. Это был один из тех вопросов, на которые я отвечал уже примерно тысячу раз. Ответ был обточен и отшлифован до такого блеска, что порой я даже намеренно приглушал цвета. Слишком уж прекрасной казалась мне своя же история.
— Оо, ты правда хочешь знать?
— Нет, кэп, я просто так спросила.
Я посмотрел на Олю и подумал: “Вот же сучка, все дерзит и никак не уймется”. Но это была золотая возможность зацепиться за когнитивный плацдарм. Потерять ее было немыслимо.
— Что ж, я расскажу. С превеликим удовольствием. — сказал я, потирая руки.

Мы спустились по ступенькам и оказались в длинном тоннеле, который вел на другой берег Ленинградки. Где-то на середине виднелась тощая сутулая фигура музыканта. Он бренчал на акустической гитаре и противным дребезжащим голосом блеял, а рядом с ним болтались еще три тела из группы поддержки.

…Что ты не мо-о-ой мотыле-е-ек,
А я не тво-о-ой Андрейка-а-а…

Звуки резонировали и разлетались по всему тоннелю, где и так было не то чтобы очень приятно находиться. Плитка и стены выглядели новыми, однако воздух уже плотно был пропитан ссаниной, а лампочки местами отсутствовали. Гаспару Ноэ такое, может, и понравилось бы, но мне было неуютно. Монику Белуччи вспомнил.

...И у любви у нашей се-е-ела батаре-е-ейка-а-а!

— Бля-я-я… — прервал я не начатый рассказ. Чем дальше мы уходили, тем ближе становился эпицентр этих мерзких звуков. Оля встрепенулась:
— В чем дело?
— Ненавижу это дерьмо!
— Какое?
— Песню эту.
Мы шли с той же скоростью, с какой только что пересекли таинственную аллею. Дыхание нужно было по-прежнему сохранять, поэтому на длинные фразы его не хватало.
— А что с ней? — Оля взглянула на меня с состраданием.
— Ну как что… Это же полное г**но! Типичный быдлогимн, как по мне.
Невозможно было не прокомментировать, потому что всякий раз при звуках такой музыки хотелось блевать. Может, кстати, в переходах поэтому и воняет, что эстетически восприимчивые прохожие типа меня не могут сдержать души естественные порывы.
— Фу как грубо… — отозвалась Оля, ни на секунду не замедляя шаг.
— А что грубо? Такие же Невский облепили.
— Тебе-то что?
— В смысле? Зас**ли все, как б**дские голуби. Так еще и музыка — дерьмище.
— Так ты не слушай. Проблем-то…
— В смысле “не слушай”? Я и так не слушаю! Стал бы я слушать такое г**нище. Но я его слышу, понимаешь? Мне приходится. Потому что я тоже, б**ть, там хожу. Это мой город.

Оля посмотрела на меня глазами старшей сестры, которая стесняется своего младшего брата. Мне бы такую сестренку… Жизнь сложилась бы совсем по-другому. Она покачала головой.
— Бедняжечка…
Почему-то я понадеялся, что этой тирадой смогу инициировать союзный договор на теме музыки, но ей, похоже, такое нравилось. Или она не воспринимала это так остро, как я. Или ей просто хотелось дальше меня бесить. В общем, результат один. Но нужно было довести мысль до конца.
— Вокруг них же еще толпы таких же собираются. Пляшут и поют, я в шоке просто.
— Что плохого-то? Людям хорошо, а тебе жалко, что ли?
— Им-то хорошо, а я пройти не могу.
— Бу-бу-бу!
Как это обычно бывает с женщинами, не найдя слов по существу, Оля меня тупо передразнила. Мы как раз поравнялись с ансамблем, и перед нами материализовалось одно из тел. Оно протянуло к нам руки, которые держали замызганную шапку-гандон.
— Молодые люди! Поддержите музыкантов рубликом, молодые люди!
Мы шли довольно быстро, и тело не решилось преграждать нам путь. Оно засеменило рядом.
— Ну хоть на пиво, молодые люди!
Тут я не выдержал.
— Музыка ваша — полное г**но! — рявкнул я, — Смените репертуар, тогда поговорим!
Тело качнулось в сторону и осталось позади.
— Зачем же так… Добрее надо быть, молодые люди! — прозвучало вслед. Оля резко повернула шею и триумфально ухмыльнулась.
— Слыхал? — сказала она, наполовину приподняв верхнюю губу. — Это тебе.

Мы молча пошли дальше, а я продолжил сгорать изнутри.